VIII

     В этот день Федор ходил как во сне. Все валилось у него из рук.
     - Эй ты, раззявин пасынок, куда правишь? Куда правишь, куда правишь!..орал, хмуря брови, хозяин.
     Федор, встрепенувшись, дергал быков за налыгач и невидящими глазами глядел на ворох мякины, который зацепил он задними колесами арбы.
     Обедали на-скорях тут же, на гумне, и снова - сначала будто нехотя, потом все веселей, все забористей - начинала постукивать машина, суетливей расхаживал около нее лоснящийся от минерального масла машинист, чаще кормил зубарь ненаедную молотилку бермками хлеба, и ошалевшие рабочие, чихая от едкой пыли, сменившись, жадно, по-собачьи, хлебали из ведер воду и падали где-нибудь под прикладком передохнуть. Уже перед вечером Федора позвали во двор.
     - Там тебя какая-то побируха спрашивает, у ворот дожидается! - крикнула на бегу хозяйка.
     Размазывая руками грязь на взмокшем от пота лице, Федор выбежал за ворота. Около забора стояла мать.
     Дрогнуло и в горячий комочек сжалось у Федора от жалости сердце: за два месяца постарела мать лет на десять. Из-под рваного желтого платка выбились седеющие волосы, углы губ страдальчески изогнулись вниз, глаза слезились, беспокойно и жалко бегали; через плечо у нее висела тощая, излатанная сума, длинный изгрызенный собаками костыль держала ова, пряча за снину.
     Шагнула к Федору и припала к плечу... Короткое, сухое, похожее на приступ кашля, рыдание.
     - Вот как пришлось... свидеться... сынок.
     Костыль мешал ей, положила на землю и вытерла глаза рукавом. Хотела улыбнуться, показывая Федору глазами на суму, но вместо улыбки безобразно искривились губы, и частые слезы, задерживаясь в ложбинках морщин, покатились на грязные концы платка.
     Стыд, жалость, любовь к матери, спутавшись в клубок, не давали Федору говорить, он судорожно раскрывал рот и поводил плечами.
     - Работаешь? - спросила мать, прерывая тягостное молчание.
     - Работаю...-выдавил из себя Федор.
     - Хозяин-то как? Добрый?
     - Пойдем в хату. Вечером договорим.
     - Кая же я, такая-то?..- Мать испуганно засуетилась.
     - Пойдем, какая есть.
     Хозяйка встретила их у крыльца.
     - Куда ты ее ведешь? Нечего давать, милая! Иди с богом.
     - Это моя мать...- глухо сказал Федор.
     Хозяйка, нагло усмехаясь, оглядела ежившуюся женщину с ног до головы и молча пошла в дом.
     - Марья Федоровна, покормите мамашу. С дороги пристала...- заискивающе попросил Федор.
     Хозяйка высунула в дверь рассерженное лицо:
     - Двадцать обедов, что ль, собирать?.. Небось де помрет и до вечера! С рабочими и повечеряет!
     Резко хлопнула дверь, в открытое окно доносился негодующий голос:
     - Навязались на мою шею, черты... Старцев понавел полон двор. Чтоб ты выздох, проклятый! Веяли дармоеда на свой грех!..
     - Пойдем ко мне, под сарай,- багровея, прошептал Федор.